 |
|
|
 |
 |
 |
 |
 |
Методологическое осмысление феномена руминаций как механизма поддержания психических расстройствТруевцев Д.В., Сагалакова О.А., Жирнова О.В.,
|
|
|
|
|
|
|
|
Аннотация. В статье представлен методологический обзор, посвященный проблеме концептуализации, осмысления феномена руминаций в современной клинической психологии и психотерапии. Трансдиагностическая перспектива в анализе феномена руминаций позволяет рассматривать их в более широком системном контексте как не зависящее от содержания мыслей явление — repetitive negative thinking, подчеркивает роль руминаций в поддержании психических расстройств, характеризующихся дисрегуляцией эмоций и поведения. Рассматриваются типологии руминаций (brooding & reflection, trait & state, пре- и постсобытийные руминации) и их прогностическая ценность в диагностическом и терапевтическом плане. Проведено сопоставление близких по смыслу понятий, связанных с оценкой повторяющегося, навязчивого негативного мышления. Проанализированы психофизиологи-ческие индикаторы и механизмы руминаций, показана значимая роль нарушений нисходящего когнитивного контроля и искажений внимания в развитии и поддержании руминативного цикла. Руминации рассматриваются как психологический механизм поддержания психических расстройств, таких как тревога, социальная тревога и социальное тревожное расстройство, депрессия и склонность к суицидальному поведению, обсессивно-компульсивное расстройство, расстройства пищевого поведения.
Ключевые слова: пре- и постсобытийные руминации; руминации рефлексии; руминации brooding; психологический механизм поддержания психических расстройств; социальная тревога; обсессивно-компульсивное расстройство.
|
Поступила в редакцию: |
Прошла рецензирование: |
| |
|
16.12.2020 |
25.12.2020 |
29.12.2020 |
Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.
Публикуется при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 17-29-02420.
Введение
Пандемия COVID-19 — серьезный вызов для всего человечества, в том числе в отношении психического здоровья людей. В настоящее время наблюдается рост тревожно-депрессивной симптоматики, уровня стресса [25], инсомнии [20] и симптомов посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) [26] среди населения. Разобщенность в пространстве коммуникации усиливает симптомы социальной тревоги (СТ); дистанционный формат общения далеко не всегда способствует формированию навыков взаимодействия с другими, а эпизоды вынужденной изоляции подкрепляют и без того выраженные тенденции к избеганию публичных ситуаций при СТ. У людей, заболевших COVID-19, симптомы связанных с тревогой расстройств встречаются в 2-3 раза чаще [7]. Хроническая ситуация неопределенности, фрустрация в текущий момент социально значимых мотивов личности диктуют важность осмысления различных стратегий когнитивно-аффективного, метакогнитивного реагирования на стресс, связанных с интенсификацией и поддержанием негативных эмоций. Одним из наиболее активно изучаемых малоадаптивных способов совладания со стрессовыми ситуациями выступают руминации, однако в науке отсутствует единое мнение в определении данного психологического феномена. Так, например, по L. Martin, A. Tesser (1996), руминации — сводное обозначение разных способов неадаптивного мышления, класс осознанных мыслей, которые циркулируют вокруг определенной темы и поддерживаются внешней средой [28]. S. Nolen-Hoeksema, J. Morrow (1991) осмысляют руминации как повторные и пассивные размышления о симптомах депрессии, их возможных причинах и последствиях без принятия каких-либо действий для решения проблем [34]. В работах E. Watkins (2008) руминация обозначается как повторяющееся, продолжительное и рекуррентное негативное размышление о себе, чувствах, личных проблемах и неприятном опыте [50]. В настоящий момент феномен руминаций не имеет однозначного определения; выделяется ряд типологий, в основе которых лежат разнообразные критериальные переменные (время события, «знак» руминации, избирательность процесса, степень активности при переосмыслении ситуации и т.д.). Однако изучающие данный феномен ученые сходятся в мысли, что руминации выступают значимым поддерживающим механизмом целого спектра психических нарушений, что невозможно не учитывать при разработке программ психологического вмешательства.
Особенности смыслового насыщения дефиниции руминаций, сопоставительный анализ руминаций и близких понятий
Смещение научного интереса на изучение руминаций связано с рядом обстоя-тельств. Так, в более ранних обзорах теоретических и практических исследований отмечалась сфокусированность на отдельных аспектах руминаций, например на измерении руминаций или на последствиях рассматриваемого способа реагирования в условиях стресса [36; 50], что препятствовало интегративному осмыслению особенностей данного явления, особенно пониманию механизмов его развития и поддержания. Наряду с этим в ранних работах обозначились важные проблемные области изучения руминации, сопряженные с решением вопросов: как прервать начавшийся румина-тивный цикл, предупредить погружение в руминации при попытках решения своих проблем людей с симптомами депрессии и т.д. [36]. Наблюдается пересмотр роли руминаций в становлении психических нарушений: если традиционно руминации определялись как феномены, участвующие в возникновении и закреплении депрессивного состояния, то на основе накопленного исследовательского опыта руминации стали пониматься как значимый патогенетический механизм при различных психических расстройствах. При анализе смысловой трансформации представлений о руминациях в психологической науке важно учитывать особенности психодиагности-ческих средств регистрации обсуждаемого феномена. Склонность к руминированию измерялась классическим опросником Ruminative Responses Scale (RRS) [34], состоящим из 22 пунктов. RRS изначально включает параметры, ассоциированные с депрессивной симптоматикой, поэтому выраженные корреляции с депрессией объясня-ются частичным «смешением» переменных. Включение в опросник составляющих, которые содержательно могут совпадать с симптоматикой депрессии, могли привести к упрощенному, но статистически подтверждаемому пониманию феномена как имеющего отношение преимущественно к поддержанию депрессии [52]. В результате такого осмысления W. Treynor, R. Gonzalez and S. Nolen-Hoeksema (2003) [49] исключили из RRS 12 пунктов, которые пересекались с симптомами депрессии. На основе статистического анализа результатов по оставшимся 10 пунктам было выделено два компонента руминаций: brooding как пассивное сравнение текущей ситуации с недостижимыми стандартами и рефлексию как целенаправленное обращение к себе для мысленного решения проблем с целью облегчения депрессивных симптомов. Подшкала RRS brooding (нагнетающий, «мрачный» стиль размышлений) оказалась статистически более связана с депрессией и другими формами психопатологии, особенно тесная корреляция прослеживается с группой тревожных расстройств [39]. Brooding зачастую отождествляется с руминациями, выявляемыми при психопатологи-ческой симптоматике. Это тягостные повторяющиеся размышления, сфокусированные на неудачах и потерях.
При концептуализации феномена руминаций принципиально важно понимание системного характера процесса переработки информации, связанного с избирательностью психической деятельности, а содержательная наполненность повторяющегося мышления преломляется спецификой симптомов психического нарушения. Трансдиагностическая перспектива осмысления руминаций обусловливает рассмотрение их как более широкого и независимого от содержания мыслей явления вида repetitive negative thinking, подчеркивает значимую связь руминаций с психическими расстройствами, характеризующимися эмоциональной дисрегуляцией [48]. Современные тенденции в исследовании руминаций связаны с пониманием комплексности феномена, необходи-мостью осмысления факторов и условий актуализации и поддержания руминативного цикла, анализом разных маршрутов его изучения.
Выделяются несколько ведущих когнитивных теорий в анализе и типологии руминаций, что свидетельствует о гетерогенности феномена. В рамках теории контроля (Control Theory) руминация концептуализируется как состояние, периодическое инструментальное размышление о неудовлетворительном, более медленном, чем ожидалось, достижении цели [28]. В рамках факторного подхода [49] достигнут психодиагностический «прорыв», поскольку выделенные подтипы руминативного мышления (brooding & reflection) значимо предсказывали вероятность возникновения и усиления психопатологических симптомов. Подтип brooding оказался связан с хронификацией депрессии, тревогой, риском суицидального поведения, рефлексия же показала отрицательную корреляцию с рисками патологических состояний (например, [31]). В теории стилей реагирования (Response Styles Theory) руминация понимается как черта (trait), автоматически возникающая реакция, обусловленная провоцирующими стимулами, например негативными эмоциями, ассоциирована с индивидуально-типологическими особенностями. Руминации как состояние (state) носят временный ситуативный характер и не свойственны человеку в качестве стабильной характеристики [51]. Такие руминации могут быть индуцированы экспериментально или спровоцированы ситуацией. Различие важно для исследова-тельских целей, прогностическая основа данной классификации пока неочевидна. Предположительно, оппозиция «trait — state» может прогнозировать вероятность возникновения психопатологических симптомов при наличии у пациента руминаций по типу «черты». Руминации trait характеризуют общую склонность человека к вовлечению в процесс повторяющегося процесса размышлений. В анализе социально-тревожной симптоматики оказывается значимой дифференциация руминаций по критерию времени социальных событий — реализованный или ожидаемый опыт (пре- и постсобытийные руминации).
Признание сложности структуры руминаций способствует пониманию, что данный феномен не рассматривается как исключительно патологический: в определенном контексте руминации — средство выделения в психологическом поле нерешенных проблем, а далее — попытка их решения при условии сокращения несоответствия между ожидаемым и реальным исходом трудной ситуации.
Приближение к решению обозначенных проблем также связано с установлением значимых свойств, дифференцирующих руминации от внешне схожих когнитивных и метакогнитивных явлений, а также с выделением психологических базовых характе-ристик, общих для указанных феноменов. Руминации и навязчивые мысли имеют такие общие основания, как повторяемость, неконтролируемость, интрузивность, однако если навязчивые мысли отличаются более выраженной степенью интрузивности, эгодистонностью, то руминации осмысляются как метакогнитивная стратегия реагиро-вания в условиях дистресса. Подавление, попытка сознательной нейтрализации навязчивого компонента как стратегия реагирование на руминации и навязчивые мысли способствуют лишь их интенсификации [37]. Руминации не сводятся к тревожным автоматическим мыслям — цепи ассоциативных образов отрицательного знака, в содержании которых фигурируют темы ожидаемой угрозы или опасности в настоящем или будущем [33]. Руминации и беспокойство характеризуются повторяемостью, однако отличаются взаимопротивоположной направленностью тематики размышления на временной шкале жизненных событий — руминации касаются ситуаций прошлого, а беспокойство включает в себя мысли и образы будущих событий, характеризующихся негативной эмоциональной окраской и сложностью контроля [41].
Вслед за смысловым оформлением концепта руминаций, обозначением сущест-венных особенностей понимания данного феномена различными исследователями остановимся на закономерностях развития и поддержания руминаций, что создает перспективу для построения эффективного психотерапевтического метода. В современной зарубежной и отечественной литературе в патогенезе руминаций акцентируется роль таких психофизиологических механизмов, как нарушение нисходящего когнитивного контроля и целеполагания, а также нарушение внимания.
Психофизиологические индикаторы и механизмы руминаций:
роль нарушения
нисходящего когнитивного контроля и искажения внимания в развитии и
поддержании руминативного цикла
Одной из современных тенденций осмысления руминаций выступает изучение психофизиологических индикаторов и механизмов феномена. На доэкспериментальной стадии разработки проблемы сформулированы предположения о том, что склонность к руминативному мышлению может отрицательно (прямо или опосредованно) воздейст-вовать на психофизиологические показатели организма человека [11; 12; 50]. При изучении феномена repetitive negative thinking предположение о том, что руминации запускают «порочный круг» персеверативных размышлений, поддерживающих стрессовое состояние, несмотря на фактическую завершенность психотравмирующей ситуации, оказалось прогностически продуктивным [11]. Так, элементы симпатической нервной системы, сердечно-сосудистой системы, гипоталамуса, гипофиза, надпочечников и иммунной системы, которые должны быть активны только в острой стрессовой ситуации, избыточно продолжительно находятся в состоянии возбуждения, что приводит к ухудшению психофизиологических показателей здоровья. У пациентов с хроническими нарушениями функционирования данных систем обнаруживается выраженная склонность к руминациям по сравнению с группой контроля (например, [15; 40]).
При осмыслении роли руминаций в работе нервной системы исследуется «парасимпатическая гибкость» (parasympathetic flexibility) как способность организма к саморегуляции через варьирование активации симпатической и парасимпатической нервных систем в зависимости от ситуации [23; 27]. Обозначаются два ключевых показателя «парасимпатической гибкости» — вариабельность сердечного ритма и дыхательная синусовая аритмия [6; 10]. Нарушение данных показателей может быть связано со склонностью к руминациям [40]. Руминации выступают фактором, негативно влияющим на парасимпатическую гибкость, что, в свою очередь, может опосредованно усиливать симптомы депрессии. При руминировании резко снижаются показатели вариабельности сердечного ритма, как будто человек оказался в острой стрессогенной ситуации [17]. Экспериментально доказано, что исходный уровень руминаций предсказывает последующее нарушение парасимпатической гибкости через 13 месяцев наблюдения, что опосредует взаимосвязь между первоначальной склонностью к руминациям и последующим развитием депрессии через 34 месяца [24].
При постсобытийных руминациях характерно нарушение избирательности внимания — фокусировка на негативных аспектах прошедшей ситуаций, провоциру-ющая персистирующие и непродуктивные размышления о том, как нужно было поступить в ситуации. В свою очередь, сфокусированность внимания на негативных аспектах при переработке информации о прошедших событиях способствует увеличению продолжительности руминаций и затрудняет прерывание руминативного цикла. Существует значимая связь между нарушением избирательности внимания и склонностью к руминациям [8; 9; 53; 54].
Руминации участвуют в процессе снижения нисходящего когнитивного контроля (top-down cognitive control), который существенно влияет на когнитивную деятельность человека. Его роль заключается в регуляции внутренних состояний (установка, схема, представление, предвидение, образ и т.д.) посредством нисходящих влияний из префронтальной коры на нижележащие корковые структуры [1]. Так, при руминациях наблюдается снижение активации левой дорсолатеральной префронтальной коры [22], что свидетельствует о значимой роли руминаций в снижении нисходящего когнитивного контроля. Данные изменения могут служить психофизиологическими механизмами нарушений когнитивной деятельности, характерных для разных психических расстройств.
Руминации как трансдиагностический феномен
Хронификация малоадаптивных стратегий эмоциональной регуляции, в том числе руминаций, может приводить к длительному и выраженному переживанию негативных эмоций [50], что способствует развитию патологических состояний. Руминации показывают тесную связь с психическими расстройствами, для которых значимым компонентом патогенеза выступает дисрегуляция эмоций. Так, осмысляется роль руминаций в контексте депрессии, расстройств тревожного спектра, обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР), ПТСР, расстройств пищевого поведения (РПП) [36], суицидального поведения [43].
Одни из существенных преобразований, тесно связанные с изучением руминаций как фактора развития психических заболеваний внутри классификаций болезней (МКБ и DSM) заключаются в изменении состава спектра тревожных расстройств — ПТСР и ОКР были выделены в отдельные разделы. Обозначение самостоятельного синдромного статуса ПТСР сопряжено с подчеркиванием роли психотравмирующей ситуации, стресса в развитии симптоматики, причем стресс выступает некоторой точкой отсчета разворачивания психопатологии и проявлений нарушений адаптации. Обособление ОКР произошло на основе накопленного опыта генетических исследований, а также обозначения значимости при ОК-симптоматике других негативных эмоций, например вины и стыда. Разбиение раздела тревожных расстройств на относительно изолированные психопатологические единицы отражается в стремлении углубленного изучения специфических особенностей выделенных психических расстройств, проведении значимых линий дифференциации симптомов, в том числе создании узконаправленных протоколов лечения тех или иных психический заболеваний. Обозначенная тенденция сосуществует с трансдиагностическим подходом к пониманию развития психических нарушений — поиск общих механизмов формирования различных болезненных состояний, переход от констатации внешне наблюдаемой симптоматики к выявлению базовых закономерностей ее возникновения и поддержания и, соответст-венно, разработка унифицированных трансдиагностических протоколов лечения психических расстройств.
Руминации как механизм поддержания тревоги
Ранее существующая позиция относительно специфической связи руминаций и симптомов депрессии, проявляющаяся даже в том, что исследователи активно использовали термин «депрессивная руминация», препятствовала рассмотрению руминативного цикла при других психических нарушениях. Актуально руминации изучаются в контексте различных интернализированных психопатологических проявлений, таких как депрессия и тревога у взрослых [29]. В метаанализах показано, что руминации устойчиво сопряжены с симптомами депрессии [47] и тревоги в молодежной популяции [31]. С одной стороны, руминации тесно связаны с беспокойством, оба психологических явления представляют основные механизмы, способствующие актуализации симптомов депрессии и тревоги соответственно [36; 50], беспокойство рассматривается как общая психологическая особенность людей с тревожными расстройствами [39], а также с ОКР и депрессией [13]. С другой стороны, подвергаются критике теории, в которых представлена конкретная связь беспокойства с тревогой, а руминаций с депрессией; руминации и беспокойство обеспечивают факторную нагрузку в отношении не только отдельных факторов «руминации» и «беспокойства» [30], но и общей скрытой переменной, осмысляемой как «повторяющиеся мысли» [52]. На основе установления руминаций как фактора, обусловливающего патогенез тревоги и депрессии, руминации мыслятся как мишень в русле трансдиагностического вмешательства — эффективная редукция выраженности руминации определит снижение симптомов и депрессии, и тревоги [48].
Руминации как механизм поддержания социальной тревоги и социального тревожного расстройства
Руминации и беспокойство являются составляющими cognitive attentional syndrome (когнитивного синдрома внимания) наряду с самофокусированностью внимания, мониторингом угрожающих стимулов и супрессией тревожных мыслей [16]. При СТ характерен негибкий неповторяющийся стиль мышления, возникающий в ответ на негативные мысли, чувства, убеждения. При СТ и социальном тревожном расстройстве (СТР) характерны опасения негативного оценивания, осуждения, а также тенденции к поведению, направленному на поиск безопасности [45]. Участие в публичных ситуациях сопровождается выраженным дистрессом, истощает ресурсы регуляции, что может приводить к срыву социальной деятельности, блокировке реализации значимых социальных мотивов [3; 5] и повышать вероятность возникновения производной депрессивной симптоматики и суицидального поведения [2]. В рамках когнитивных моделей СТР в качестве поддерживающих механизмов определяются когнитивные процессы, в особенности — внимание. Процессы включают избирательное восприятие угроз, мониторинг эффективности, самофокусированное внимание и негативный Я-образ. При СТР первичным механизмом, запускающим руминативный круг тягостных размышлений, выступает самофокусированное внимание, а руминации поддерживают симптомы расстройства.
Когнитивные модели сходятся в необходимости дифференциации пре- и постсобытийных руминаций как значимых процессов в замкнутом «патологическом» цикле поддержания СТ [16]. Постсобытийные руминации актуализируются после участия в ситуации оценивания, связаны с переработкой воспринимаемых как неуспешные аспектов уже реализованного социального поведения. На негативное восприятие постсобытийного или ожидаемого опыта может оказывать влияние и избирательное извлечение информации из памяти, соответствующей неуспеху, а также селективность внимания [3; 4]. Негативные постсобытийные руминации поддерживают СТ посредством «подтверждения» отрицательного мнения о себе, воспринимаемых негативных ожиданий от социальных ситуаций и сохранения воспоминаний о воспринимаемых социальных неудачах [14]. Подобную роль играют и пресобытийные руминации, приводящие к консолидации воспоминаний о прошлых неудачах и убеждений о плохой результативности в работе, а также непосредственно усиливающие СТ, что, вероятно, приводит к избеганию социальных ситуаций [16]. Негативные руминации предсказывают менее позитивный исход лечения, поскольку более высокие уровни руминирования до и после события препятствуют редукции симптомов СТ в процессе вмешательства [32; 42]. Очевидно, что повторяющееся и навязчивое содержание негативных руминаций, будь то руминации до или после события, играет значимую роль в поддержании симптомов СТ и СТР, поэтому необходимо при вмешательстве учитывать данный механизм, в противном случае успех в терапии будет ограниченным и нестабильным во времени. M. Modini et al. (2018) показали, что при психологическом вмешательстве по поводу СТ/СТР изменения в пре- и постсобытийной интенсивности и частоте руминаций (через посредство изменений когнитивных оценок угроз, продуктивности и состояния тревоги) предсказывает эффективность успешности терапии [32].
Руминации и ОКР: руминации как фактор развития депрессивных симптомов при истощении психической деятельности vs руминации — опосредующий механизм поддержания ОК-симптоматики
В контексте изучения взаимосвязи руминаций и ОКР выделяются несколько исследовательских позиций. Например, руминации мыслятся как стратегия, способствующая развитию депрессивного состояния у людей с существующими актуально симптомами ОКР [19], что подчеркивает специфичность руминаций в отношении патогенеза депрессии. При ОКР нередко встречаются метакогнитивные убеждения о том, что тревожные мысли имеют важный смысл для человека, навязчивые идеи не только можно, но и нужно сознательно контролировать. Указанные дисфункциональные убеждения запускают беспокойство и руминативный цикл как стратегии контроля тревожных мыслей, однако ригидное использование данных стратегий потенциально может привести к развитию симптомов депрессии и повысить вероятность суицидального поведения [2]. Руминации и беспокойство способствуют поддержанию психофизиологического возбуждения, что еще более утяжеляет негативное эмоциональное состояние [35].
Наряду с этим в ряде исследований уровень выраженности руминаций положительно коррелировал с тяжестью ОКР даже при условии отсутствия депрессивных симптомов [18], следовательно, руминации рассматриваются как метакогнитивная стратегия реагирования на стресс, имеющая место при навязчивых компонентах симптомов ОКР. На выборке подростков выявлено, что беспокойство выступает значимым предиктором симптомов тревоги при контроле руминаций, однако в условии отсутствия контроля беспокойства руминации теряют статус предикторов депрессивных симптомов [44]. В том числе в ходе медиаторного анализа выявлено, что руминации опосредуют связь беспокойства и ОКР, что подчеркивает перспективу применения обобщенных, более сложных опосредствованных моделей различных типов взаимосвязей психологических феноменов при осмыслении психических нарушений. Кроме того, руминации также выступают медиатором связи беспокойства с симптомами генерализованного тревожного расстройства — ОК-симптоматика и типичное тревожное расстройство показывают общие опосредствованные механизмы, что вновь подчеркивает мысль об искусственности классификации болезней по внешним симптомам, отражающим производные нарушения психической деятельности, а также обозначает дименсиональный подход к понимаю психической патологии как обнадеживающую исследовательскую тенденцию. Руминации демонстрируют связь с ОКР даже после контроля депрессивных симптомов [38], а частота руминаций при ОКР аналогична частоте навязчивых мыслей [19]. Еще одним интересом исследователей в рассматриваемой проблематике выступает роль руминаций в гетерогенности внешних проявлений ОКР, например, руминации особо выражены при таких симптомах, как проверка [21] и мытье [19].
Руминации в структуре расстройств пищевого поведения
Метакогнитивный процесс переработки информации в виде руминативного цикла обдумывания, характерный при расстройствах пищевого поведения, выступает поддерживающим нарушения механизмом и способствует усилению симптомов. В структуре РПП руминации связаны с нарушением в системе нисходящего когнитивного контроля, самофокусированностью внимания на воспринимаемых дефектах и снижением когнитивной гибкости. Так, непрерывные размышления о недостатках фигуры и субъективно «большом» весе смещают фокус внимания на поиск в окружающей среде подтверждений собственного несоответствия «идеалам» (пассивные повторяющиеся руминации о несоответствии/недостижимости высоких стандартов). Избирательность в отношении негативных стимулов способствует снижению когнитивной гибкости, что делает процесс руминаций еще более ригидным, снижая вероятность прерывания цикла пессимистичного обдумывания и способствуя перерождению адаптивной направленности пищевого поведения в сторону его патологии [46].
Предполагалось, что brooding-руминации в отличие от рефлексии будут связаны с наибольшей величиной эффекта связи с РПП, однако фактически размеры эффекта существенно не различались между подтипами руминаций. Brooding — это более неадаптивная форма руминаций, характеризующаяся абстрактными и пассивными негативными размышлениями, при этом адаптивность рефлексии неоднозначна. Решение вопроса о том, окажется ли рефлексия адаптивной или нет, может зависеть от типа совладания. Сочетание выраженной руминации «рефлексия» с низкой склонностью к активному совладанию детерминировало более высокий уровень депрессивных симптомов. Данная взаимосвязь не наблюдалась при сочетании высокой рефлексии с активными адаптивными стратегиями совладания, следовательно, адаптивность рефлексии зависит от стратегий саморегуляции. При РПП отмечается искажение регуляции эмоций и неадаптивные тенденции в способах адаптации. Возможно, рефлексия за счет повторяющейся обработки негативных мыслей без способности адаптивного реагирования оказывает такое же влияние на усиление и поддержание симптомов РПП, как и brooding [31; 46].
***
Методологическое осмысление феномена руминаций продемонстрировало трансдиагностический потенциал негативного повторяющегося мышления в структуре психических расстройств, связанных с дисрегуляцией эмоций и поведения. Дальнейшие перспективы для научных дискуссий в плане диагностической и терапевтической прогностичности имеют представленные типологии руминаций (brooding и reflection, trait и state, пре- и постсобытийные руминации). Сопоставление близких по смыслу понятий, связанных с оценкой руминативного мышления, показывает важное отличие феномена от выделенных в науке навязчивостей, беспокойства. Психофизиологические индикаторы и механизмы руминаций связаны с нарушением нисходящего когнитивного контроля и искажениями внимания в развитии и поддержании руминативного цикла. Руминации рассматриваются как трансдиагнос-тический психологический механизм поддержания психических расстройств, таких как тревога, СТ и СТР, депрессия и склонность к суицидальному поведению, ОКР, РПП. При СТР самофокусированное внимание выступает первичным механизмом запуска руминативного цикла, отмечается выраженное значение пре- и постсобытийных руминаций как факторов поддержания патологического процесса. Существует дискуссия относительно роли руминаций при ОКР: одна исследовательская позиция заключается в рассмотрении руминаций как механизма актуализации депрессивных симптомов на фоне истощения психической деятельности при ОКР. Другая заключается в том, что руминации и обсессии осмысляются как связанные навязчивые повторяющиеся компоненты, определяющие поддержание и тяжесть ОК-симптоматики. Данный механизм стабилизации и усиления симптомов нарушений психики необходимо учитывать при построении программ вмешательства.
Литература
1. Костандов Э.А., Черемушкин Е.А. Нарушение нисходящего когнитивного контроля у отстающих в учебе студентов // Физиология человека. – 2017. – Том 43, № 4. – С. 25–34.
2. Психологические факторы формирования суицидального поведения при обсессивно-компульсивном и социальном тревожном расстройстве / О.А. Сагалакова, О.В. Жирнова, Д.В. Труевцев [и др.] // Суицидология. – 2020. – Том 11, № 2. – С. 82–100.
3. Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Метакогнитивные стратегии регуляции при социальном тревожном расстройстве: монография. – Томск: Том. гос. университет, 2014. – 210 с.
4. Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Психология социального тревожного расстрой-ства: монография. – Томск: Том. гос. университет, 2014. – 240 с.
5. Холмогорова А.Б., Пуговкина О.Д. Основные этапы и направления изучения когнитивных дисфункций при депрессиях // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2015. – Т. 7, № 6 [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: 14.12.2020).
6. A meta-analysis of heart rate variability and neuroimaging studies: Implications for heart rate variability as a marker of stress and health / J.F. Thayer, F. Ahs, M. Fredrikson [et al.] // Neuroscience and Biobehavioral Reviews. – 2012. – Vol. 36, № 2. – P. 747–756.
7. A multinational, multicentre study on the psychological outcomes and associated physical symptoms amongst healthcare workers during COVID-19 outbreak / N.W.S. Chew, G.K.H. Lee, B.Y.Q. Tan [et al.] // Brain, Behavior, and Immunity. – 2020. – Vol. 88. – P. 559–565.
8. Attention bias in rumination and depression: Cognitive mechanisms and brain networks / R.H. Kaiser, H.R. Snyder, F. Goer [et al.] // Clinical Psychological Science. – 2018. – Vol. 6, № 6. – P. 765–782.
9. Attentional disengagement from emotional information predicts future depression via changes in ruminative brooding: A five-month longitudinal eye-tracking study / A. Sanchez-Lopez, E.H.W. Koster, J. Van Put [et al.] // Behaviour Research and Therapy. – 2019. – Vol. 118. – P. 30–42.
10. Beauchaine T.P., Thayer J.F. Heart rate variability as a transdiagnostic biomarker of psychopathology // International Journal of Psychophysiology. – 2015. – Vol. 98, № 2 (Pt 2). – P. 338–350.
11. Brosschot J.F., Gerin W., Thayer J.F. The perseverative cognition hypothesis: A review of worry, prolonged stress-related physiological activation, and health // Journal of Psychosomatic Research. – 2006. – Vol. 60, № 2. – P. 113–124.
12. Brosschot J.F., Verkuil B., Thayer J.F. Conscious and unconscious perseverative cognition: Is a large part of prolonged physiological activity due to unconscious stress? // Journal of Psychosomatic Research. – 2010. – Vol. 69, № 4. – P. 407–416.
13. Brown T.A., Antony M.M., Barlow D.H. Psychometric properties of the Penn State worry questionnaire in a clinical anxiety disorders sample // Behaviour Research and Therapy. – 1992. – Vol. 30, № 1. – P. 33–37.
14. Brozovich F., Heimberg R.G. An analysis of post-event processing in social anxiety disorder // Clinical Psychology Review. – 2008. – Vol. 28, № 6. – P. 891–903.
15. Busch L.Y., Possel P., Valentine J.C. Meta-analyses of cardiovascular reactivity to rumination: A possible mechanism linking depression and hostility to cardiovascular disease // Psychological Bulletin. – 2017. – Vol. 143, № 12. – P. 1378–1394.
16. Clark D.M., Wells A.A. A cognitive model of social phobia // Social phobia: Diagnosis, assessment, and treatment / ed. by R.G. Heimberg, M.R. Liebowitz, D.A. Hope. – New York: Guilford Press. – 1995. – P. 69–93.
17. Cognitive rigidity is mirrored by autonomic inflexibility in daily life perseverative cognition / C. Ottaviani, B. Medea, A. Lonigro [et al.] // Biological Psychology. – 2015. – Vol. 107. – P. 24–30.
18. Dar K.A., Iqbal N. Worry and rumination in generalized anxiety disorder and obsessive-compulsive disorder // The Journal of Psychology. – 2014. – Vol. 149, № 8. – P. 866–880.
19. Differences and similarities between obsessive and ruminative thoughts in obsessive-compulsive and depressed patients: A comparative study / K. Wahl, S. Schönfeld, J. Hissbach [et al.] // Journal of Behavior Therapy and Experimental Psychiatry. – 2011. – Vol. 42, № 4. – P. 454–461.
20. Do psychiatric patients experience more psychiatric symptoms during COVID-19 pandemic and lockdown? A case control study with service and research implications for immunopsychiatry / F. Hao, W. Tan, L. Jiang [et al.] // Brain, Behavior, and Immunity. – 2020. – Vol. 87. – P. 100–106.
21. Exner C., Martin V., Rief W. Self-focused ruminations and memory deficits in obsessive-compulsive disorder // Cognitive Therapy and Research. – 2009. – Vol. 33, № 2. – P. 163–174.
22. Ferdek M.A., van Rijn C.M., Wyczesany M. Depressive rumination and the emotional control circuit: An EEG localization and effective connectivity study // Cognitive, Affective, and Behavioral Neuroscience. – 2016. – Vol. 16, № 6. – P. 1099–1113.
23. Flexible parasympathetic responses to sadness facilitate spontaneous affect regulation / J.P. Stange, J.L. Hamilton, D.M. Fresco [et al.] // Psychophysiology. – 2017. – Vol. 54, № 7. – P. 1054–1069.
24. Heart rate variability mediates the link between rumination and depressive symptoms: A longitudinal study / L. Carnevali, J.F. Thayer, J.F. Brosschot [et al.] // International Journal of Psychophysiology. – 2018. – Vol. 131. – P. 131–138.
25. Immediate psychological responses and associated factors during the initial stage of the 2019 coronavirus disease (COVID-19) epidemic among the general population in China / C. Wang, R. Pan, X. Wan [et al.] // International Journal of Environmental Research and Public Health. – 2020. – Vol. 17, № 5. – P. 1729.
26. Is returning to work during the COVID-19 pandemic stressful? A study on immediate mental health status and psychoneuroimmunity prevention measures of Chinese workforce / W. Tan, F. Hao, R.S. McIntyre [et al.] // Brain, Behavior, and Immunity. – 2020. – Vol. 87. – P. 84–92.
27. Kashdan T.B., Rottenberg J. Psychological flexibility as a fundamental aspect of health // Clinical Psychology Review. – 2010. – Vol. 30, № 7. – P. 865–878.
28. Martin L.L., Tesser A. Some ruminative thoughts // Advances in social cognition / ed. by R.S. Wyer, Jr. – Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum, 1996. – Vol. 9. Ruminative thoughts. – P. 1–47.
29. McLaughlin K.A., Nolen-Hoeksema S. Rumination as a transdiagnostic factor in depression and anxiety // Behaviour Research and Therapy. – 2011. – Vol. 49, № 3. – P. 186–193.
30. Mediating effects of rumination and worry on the links between neuroticism, anxiety and depression / P. Muris, J. Roelofs, E. Rassin [et al.] // Personality and Individual Differences. – 2005. – Vol. 39, № 6. – P. 1105–1111.
31. Miranda R., Nolen-Hoeksema S. Brooding and reflection: Rumination predicts suicidal ideation at 1-year follow-up in a community sample // Behaviour Research and Therapy. – 2007. – Vol. 45, № 12. – P. 3088–3095.
32. Modelling the relationship between changes in social anxiety and rumination before and after treatment / M. Modini, R.M. Rapee, D.S.J. Costa [et al.] // Cognitive Therapy and Research. – 2018. – Vol. 42, № 3. – P. 250–260.
33. Nolen-Hoeksema S. The role of rumination in depressive disorders and mixed anxiety/depressive symptoms // Journal of Abnormal Psychology. – 2000. – Vol. 109, № 3. – P. 504–511.
34. Nolen-Hoeksema S., Morrow J. A prospective study of depression and posttraumatic stress symptoms after a natural disaster: The 1989 Loma Prieta earthquake // Journal of Personality and Social Psychology. – 1991. – Vol. 61, № 1. – Vol. 115–121.
35. Nolen-Hoeksema S., Morrow J. Effects of rumination and distraction on naturally occurring depressed mood // Cognition and Emotion. – 1993. – Vol. 7, № 6. – P. 561–570.
36. Nolen-Hoeksema S., Watkins E.R. A heuristic for developing transdiagnostic models of psychopathology: Explaining multifinality and divergent trajectories // Perspectives on Psychological Science. – 2011. – Vol. 6, № 6. – P. 589–609.
37. Obsessive compulsive disorder and anxiety sensitivity: Identification of specific relations among symptom dimensions / A.M. Raines, M.E. Oglesby, D.W. Capron [et al.] // Journal of Obsessive-Compulsive and Related Disorders. – 2014. – Vol. 3, № 2. – P. 71–76.
38. Obsessive-compulsive disorder with comorbid major depression: What is the role of cognitive factors? / J.S. Abramowitz, E.A. Storch, M. Keeley [et al.] // Behaviour Research and Therapy. – 2007. – Vol. 45, № 10. – P. 2257–2267.
39. Olatunji B.O., Naragon-Gainey K., Wolitzky-Taylor K.B. Specificity of rumination in anxiety and depression: A multimodal meta-analysis // Clinical Psychology: Science and Practice. – 2013. – Vol. 20, № 3. – P. 225–257.
40. Physiological concomitants of perseverative cognition: A systematic review and meta-analysis / C. Ottaviani, J.F. Thayer, B. Verkuil [et al.] // Psychological Bulletin. – 2016. – Vol. 142, № 3. – P. 231–259.
41. Prevention of anxiety disorders and depression by targeting excessive worry and rumination in adolescents and young adults: A randomized controlled trial / M. Topper, P.M.G. Emmelkamp, E. Watkins [et al.] // Behaviour Research and Therapy. – 2017. – Vol. 90. – P. 123–136.
42. Rapee R.M., Heimberg R.G. A cognitive-behavioral model of anxiety in social phobia // Behaviour Research and Therapy. – 1997. – Vol. 35, № 8. – P. 741–756.
43. Rogers M.L., Joiner T.E. Rumination, suicidal ideation, and suicide attempts: A meta-analytic review // Review of General Psychology. – 2017. – Vol. 21, № 2. – P. 132–142.
44. Rumination and worry in nonclinical adolescents / P. Muris, J. Roelofs, C. Meesters [et al.] // Cognitive Therapy and Research. – 2004. – Vol. 28, № 4. – P. 539–554.
45. Salkovskis P.M. The importance of behaviour in the maintenance of anxiety and panic: a cognitive account // Behavioural Psychotherapy. – 1991. – Vol. 19, № 1. – P. 6–19.
46. Smith K.E., Mason T.B., Lavender J.M. Rumination and eating disorder psychopathology: A meta-analysis // Clinical Psychology Review. – 2018. – Vol. 61. – P. 9–23.
47. The influence of emotion-focused rumination and distraction on depressive symptoms in non-clinical youth: A meta-analytic review / L. Rood, J. Roelofs, S.M. Bögels [et al.] // Clinical Psychology Review. – 2009. – Vol. 29, № 7. – P. 607–616.
48. Topper M., Emmelkamp P.M.G., Ehring T. Improving prevention of depression and anxiety disorders: Repetitive negative thinking as a promising target // Applied and Preventive Psychology. – 2010. – Vol. 14, № 1–4. – P. 57–71.
49. Treynor W., Gonzalez R., Nolen-Hoeksema S. Rumination Reconsidered: A Psychometric Analysis // Cognitive Therapy and Research. – 2003. – Vol. 27, № 3. – P. 247–259.
50. Watkins E.R. Constructive and unconstructive repetitive thought // Psychological Bulletin. – 2008. – Vol. 134, № 2. – P. 163–206.
51. Watkins E.R., Nolen-Hoeksema S. A habit-goal framework of depressive rumination // Journal of Abnormal Psychology. – 2014. – Vol. 123, № 1. – P. 24–34.
52. Worry and rumination: Repetitive thoughts as a concomitant and predictor of negative mood / S.C. Segerstrom, J.C.I. Tsao, L.E. Alden [et al.] // Cognitive Therapy and Research. – 2000. – Vol. 24, № 6. – P. 671–688.
53. Worrying and rumination are both associated with reduced cognitive control / M. Beckwé, N. Deroost, E.H.W. Koster [et al.] // Psychological Research. – 2014. – Vol. 78, № 5. – P. 651–660.
54. Yaroslavsky I., Allard E.S., Sanchez-Lopez A. Can't look Away: Attention control deficits predict Rumination, depression symptoms and depressive affect in daily Life // Journal of Affective Disorders. – 2019. – Vol. 245. – P. 1061–1069.
Ссылка для цитирования
УДК 159.9:616.895.4
Методологическое осмысление феномена руминаций как механизма поддержания психических расстройств / Д.В. Труевцев, О.А. Сагалакова, О.В. Жирнова [и др.] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2020. – T. 12, № 6(65) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
Methodological conceptualization of the rumination
phenomenon
as a mental disorders maintenance mechanism
Truevtsev D.V.1
E-mail: truevtsev@gmail.com
Sagalakova O.A.1
E-mail: olgasagalakova@mail.ru
Zhirnova O.V.1
E-mail: olga.zhirnova.2015@mail.ru
Podolkina E.A.1
E-mail: el.podolkina@mail.ru
1 Altai State University
pr. Lenina 61, Barnaul, 656049, Russia
Phone: +7 (3852) 366-161
Abstract. The article presents a methodological review devoted to the problem of conceptualization, comprehension of the phenomenon of rumination in modern clinical psychology and psychotherapy. The transdiagnostic perspective in the analysis of the phenomenon of rumination allows us to consider it in a broader systemic context as a phenomenon independent of the content of thoughts — repetitive negative thinking, emphasizes the role of rumination in the maintenance of mental disorders, characterized by dysregulation of emotions and behavior. The typologies of rumination (brooding & reflection, trait & state, pre- and post-event ruminations) and their prognostic value in the diagnostic and therapeutic terms are considered. A comparison of closely related concepts related to the evaluation of repetitive, compulsive negative thinking has been made. Psychophysiological indicators and mechanisms of rumination have been analyzed, and the significant role of top-down cognitive control disorders and distortions of attention in the development and maintenance of rumination cycle has been shown. Rumination is viewed as a psychological mechanism for the maintenance of mental disorders such as anxiety, social anxiety and social anxiety disorder, depression and suicidal tendencies, obsessive-compulsive disorder, and eating disorders.
Key words: pre- and post-event ruminations; reflection rumination; brooding rumination; psychological mechanism of maintenance of mental disorders; social anxiety; obsessive-compulsive disorder.
For citation
Truevtsev D.V., Sagalakova O.A., Zhirnova O.V., Podolkina E.A. Methodological conceptualization of the rumination phenomenon as a mental disorders maintenance mechanism. Med. psihol. Ross., 2020, vol. 12, no. 6 [in Russian, abstract in English].
|
|
|
|
Предыдущие |
|
|
|
|