Вернуться на главную страницу
О журнале
Редакционный совет
Приглашение к публикациям

Последний титан: методологические работы М.С. Роговина
(60-е годы XX столетия)

Мазилов В.А. (Ярославль, Россия)

 

 

Мазилов Владимир Александрович

Мазилов Владимир Александрович

–  доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой общей и социальной психологии; Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского, ул. Республиканская, 108, Ярославль, 150000, Россия. Тел.: 8 (4852) 32-92-87.

E-mail: vladimir.mazilov@gmail.com

 

Аннотация. В статье дается анализ методологических взглядов на психологию и ее развитие известного отечественного ученого М.С. Роговина (1921—1993). Отстаивается позиция, согласно которой наиболее значимым стоит считать вклад М.С. Роговина в методологию психологической науки, поскольку по своему душевному складу он был философом психологии. Приводится биографическая справка, отражающая основные этапы жизненного пути М.С. Роговина, автора анализируемой диссертации. В статье рассматриваются методологические положения, сформулированные в его докторской диссертации. Делается вывод, что автором диссертации проведен глубокий анализ развития мировой психологии, обнаружены магистральные тенденции развития психологии. Само развитие психологии понимается диссертантом как превращение «в действительно научную дисциплину» того пестрого конгломерата отдельных фактов, наблюдений и умозрительных теорий, который представляла традиционная психология. Предприняты шаги для обоснования содержания общей психологии, а также в плане содействия ее дальнейшему развитию. Новизной данной публикации является то, что впервые предметом историко-методологического анализа становится текст докторской диссертации психолога. Учитывается социокультурная специфика аттестации научных кадров высшей квалификации, существовавшая в СССР в 1960-е годы, описаны «маскировочные» действия диссертанта, позволяющие обойти бдительность цензуры. Делается вывод, что автор ставит перед собой и своей диссертацией грандиозные задачи: проанализировать путь развития мировой психологии и советской психологии в ХХ столетии и на основе этого сопоставительного анализа наметить ключевые моменты, способствующие эволюции отечественной психологии в направлении интеграции с мировой психологической наукой. Утверждается, что потрясающая эрудиция, глубокое понимание логики развития науки и общества, масштабность видения проблем психологии, позволили автору в значительной степени решить поставленные грандиозные задачи. Особую ценность работы М.С. Роговина составляют предостережения от совершения возможных ошибок. Автор анализирует мифы, существующие в истории психологии, и демонстрирует их негативное влияние на понимание закономерностей исторического процесса в психологии. Приводится характеристика проблем психологии, в обсуждении которых работа М.С. Роговина «опередила» время: современная отечественная психология спустя полвека только приближается к их решению (взаимоотношение различных содержаний, включаемых в понятие «психология», метод интерпретации, специфические особенности понятий психологии, место психологии в системе наук, природа наблюдения, теория психологического и, в частности, патопсихологического эксперимента, отношение репрезентативности, природа понимания, система взглядов П. Жане, экзистенциализм в психологии). Делается вывод о выдающемся значении для методологии психологии исследования М.С. Роговина 1968 года.

Ключевые слова: психология; М.С. Роговин; наука; философская психология; научная психология; эксперимент; методология; диссертация; сведение; объяснение; понимание.

 

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

 

 

М.С. Роговин (1921—1993) — известный отечественный психолог, доктор психологических наук, профессор. Уже приходилось писать о М.С. Роговине как о психологе, давать характеристику его исследований [2; 3; 4; 5; 6; 7]. В авторитетном «Психологическом лексиконе» помещена содержательная статья В.Я. Гиндикина о М.С. Роговине, в которой, в частности, отмечается, что это «российский психолог, специалист в области военной и когнитивной психологии, истории и философии психологии, патопсихологии» [1, c. 395]. Автор очерка справедливо указывает, что круг научных интересов М.С. Роговина был достаточно широк. «Одним из первых в России он описал истоки и принципы когнитивной психологии, дал обстоятельный анализ этого, тогда еще нового, направления. Углубленно исследовал проблемы патопсихологии, изучал принципы диагностического процесса в работе психиатра. Внес существенный вклад в теорию и практику наиболее сложных аспектов дифференциального диагноза в психиатрии. Подчеркивал важность и особую роль клинического анализа результатов патопсихологического эксперимента» [Там же]. Ни в коей степени не умаляя его заслуг перед патопсихологией, рискнем высказать мысль, согласно которой наиболее значимым стоит считать его вклад в методологию психологической науки, поскольку по своему душевному складу он был философом психологии. Как мы уже отмечали в 2006 году, М.С. Роговин был в первую очередь методологом психологии. Он был из породы тех, к кому могут быть отнесены слова Л.С. Выготского, сказанные некогда о Коффке: «Он был прежде всего и до конца последовательным методологом». Эти слова, конечно же, надо отнести и к самому Выготскому — он прежде всего стремился дойти «до самой сути», «до сердцевины», как было замечательно сформулировано великим поэтом. Такой же подход был характерен и для М.С. Роговина [3].

Михаил Семенович Роговин родился 27 октября 1921 года в Москве в семье известного переводчика и философа С.М. Роговина. Поступил на механико-математический факультет Московского государственного университета. Был призван в армию, прошел Великую Отечественную войну, участвовал в войне с Японией. Был командиром экипажа танка, затем, после ранения, — инструктором, военным переводчиком. После войны М.С. Роговин окончил Военный институт иностранных языков, поступил в аспирантуру по психологии в МГИИЯ к В.А. Артемову. В 1956 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Проблема понимания». В конце пятидесятых—начале шестидесятых годов работал в фундаментальной библиотеке по общественным наукам АН СССР. В шестидесятых годах М.С. Роговин работал на кафедре психологии МГПИ им. В.И. Ленина. В семидесятых и восьмидесятых был профессором на факультете психологии Ярославского государственного университета. В последние годы жизни был заведующим кафедрой психологии в Московском государственном лингвистическом университете. За это время им были написаны и опубликованы книги и учебные пособия: «Введение в психологию» (1969), «Философские проблемы теории памяти» (1966), «Проблемы теории памяти» (1977), «Психологическое исследование» (1979), «Структурно-уровневые теории в психологии» (1977), «Теоретические основы психологического и патопсихологического исследования» (1988, в соавторстве), «Исследование отрицания в практической и познавательной деятельности» (1985, в соавторстве), «Основы исследования в акциональных науках» (1993, в соавторстве) и другие. Всего им было опубликовано около трехсот пятидесяти работ. «Основы лингвистической психологии» Михаил Семенович закончить не успел — в сентябре 1993 года Роговина не стало…

Возникает, однако, вполне резонный вопрос: если о вкладе М.С. Роговина в разработку методологических вопросов написано уже несколько статей, зачем писать еще одну? Тем более что корпус сочинений М.С. Роговина остался без изменений, а основные работы М.С. Роговина были рассмотрены в упомянутых статьях?

Тем не менее, данная публикация имеет raison d'etre: она посвящена анализу методологических идей М.С. Роговина, высказанных им в его диссертациях: в диссертации 1956 года — на соискание ученой степени кандидата педагогических наук (по психологии), на тему «Проблема понимания»1, и в диссертации 1968 года — на соискание ученой степени доктора педагогических наук (по психологии), на тему «Элементы общей и патологической психологии в построении психологической теории». Предвижу возражение: какая может быть методология в кандидатской диссертации? Диссертация — это вообще квалификационная работа… Ответ простой: достаточно прочесть несколько страниц из авторефератов роговинских диссертаций, чтобы понять, что это работы не вполне обыкновенные — потрясающего масштаба и очень высокого уровня. Кроме того, не секрет, что за прошедшие десятилетия произошла девальвация научного уровня диссертаций. Если оценить величие замысла М.С. Роговина при написании его «квалификационных работ», то смело можно назвать его одним из последних титанов психологической науки2. О потрясающей эрудиции М.С. Роговина, широчайшем кругозоре, блестящем владении иностранными языками (английский, немецкий, французский, испанский), глубоком понимании истории философии и психологии мы уже писали.

Обратимся в настоящей статье к докторской диссертации, написанной М.С. Роговиным в 1968 году и защищенной 16 мая 1968 года. Пусть никого не смущает, что защита эта состоялась в научно-исследовательском институте дефектологии АПН СССР. Защищена эта диссертация по специальной психологии, автору была присвоена ученая степень доктора педагогических наук (по психологии). Для тех, кто в силу возраста не помнит советских реалий научной жизни и особенностей аттестации научных кадров по психологии, необходимо сделать некоторые дополнительные пояснения. Такая работа, какая была задумана и осуществлена М.С. Роговиным, по принятым тогда меркам просто не имела права на существование. Защитить ее без специальной маскировки было абсолютно нереально. Дерзость замысла «зашкаливала», ибо один человек (притом далеко не главный в иерархии) всерьез претендовал (!) на определение и разработку структуры целой науки — общей психологии. Это чистая методология психологии. Опять же, напомним, по тем временам методологии конкретной науки «оставалась» разработка (конечно, правильнее уточнение, деталировка) методологических принципов, не более того, так как более глобальные вопросы решались философией диалектического и исторического материализма (выступавшей в качестве философского уровня методологии). В советской психологии был определен набор методологических принципов, которые характеризовали подход отечественных психологов к предмету исследования. Более существенные и общие вопросы решались на философском уровне методологии. Поэтому без определенной «маскировки» такая работа «пройти» бы просто не могла. Вообще, все советские психологи, включая корифеев С.Л. Рубинштейна и А.Н. Леонтьева, вынуждены были проявлять известное «лукавство», «обставлять» авторское сочинение цитатами из классиков марксизма, выполняющими роль «охранной грамоты»… Поэтому никого не должно удивлять, что в диссертации М.С. Роговина мы можем найти немало проявлений научного лукавства, призванного обеспечить «проходимость» работы. Ниже остановимся на некоторых примерах «маскировочных действий» диссертанта.

Прежде всего, автор создает впечатление, что к глобальным вопросам психологии диссертация непосредственного отношения не имеет. Отвлекающим маневром является следующее: глобальной методологической проблеме автор сознательно пытается придать «частное» звучание, максимально «снизить» степень глобальности3.

Рассмотрим подробнее некоторые маскировочные ходы, которые предпринимает автор диссертации. Он пишет, ссылаясь на работы А.Н. Леонтьева, что проблема номер один для психологии — проблема кадров. Но отмечает, однако, что существующая практика преподавания психологии не удовлетворяет требованиям, так как структура психологии как учебного предмета высшей школы существенно отличается от складывающейся структуры научного знания. М.С. Роговин справедливо указывает, что учебный предмет «Психология» характеризуется традиционным функционализмом — психические процессы рассматриваются как изолированные друг от друга; в свою очередь, процессы рассматриваются обособленно от качеств личности. Справедлив вывод автора: «Лишенное единства построение учебного материала чрезвычайно отрицательно сказывается на его усвоении учащимися, снижает их интерес к психологии, создает ложное представление о содержании и структуре самой науки» [9, c. 1]. Поэтому перестройка преподавания психологии является актуальной задачей. Таким образом, мастерски создается впечатление, что речь не про архитектонику науки психологии, а про методику ее преподавания.

Качественного «туману» нагоняет вот эта фраза: «Настоящая работа представляет попытку разработать некоторые вопросы психологической теории, которые могут лечь в основу подготовки специалистов лишь в одной конкретной области (курсив мой — В.М.) — и при помощи главным образом одного метода (курсив мой — В.М.) — критического анализа содержания психологических и патопсихологических понятий в их исторической обусловленности» [Там же. С. 2]. Иными словами, ничего серьезного — так, мелкотемье, ничего глобального. Те, кто «на страже», должны быть спокойны — «основам» в данной работе ничего не угрожает. Впечатление, конечно, обманчивое, но диссертант вовсю старался его создать. И это ему удалось.

Нельзя пройти мимо характеристики процессов, происходящих в психологии, как их понимает диссертант. «Совершенно несомненно, что в наши дни психология переживает период бурного развития как экстенсивного, так и интенсивного. Налицо все большее преобладание тонкого лабораторного эксперимента, использование математически выверенных методов обработки этих экспериментов. Такая тенденция несомненно прогрессивна в своей основе, ибо нет и не может быть иного пути превращения в действительно научную дисциплину того пестрого конгломерата отдельных фактов, наблюдений и умозрительных теорий, который представляла традиционная психология» [Там же].

Прервем цитирование (хотя остановиться трудно, поскольку любой непредвзятый специалист понимает — оценка, данная психологии, хоть и суровая, но справедливая). Путь психологии обозначен: от конгломерата к действительной науке. И он еще только начался. Корректировать своими действиями и идеями путь психологии — читатель, назовите более глобальную методологическую задачу психологии?!

«Вместе с полученными фактическими данными, неотделимо от них вливается поток новых терминов и понятий. Каждому, кто хотя бы в самых общих чертах знаком с историей и философией науки, должно быть ясно, что это столь отрадное положение таит в себе немало опасностей, игнорирование которых рано или поздно, но неизбежно приведет к грубым ошибкам и разочарованию» [Там же].

Автор диссертации предупреждает: «Основная опасность заключается в том, что разрываются внутренние связи между отдельными областями психологии, утрачивается единство предмета и его понимания» [Там же]. Дорогой читатель, не напоминает ли это симптомы кризиса психологии? Только тогда психология была еще «на подъеме», такие тенденции видны были только очень наблюдательным специалистам.

«Современное состояние психологии характеризуется исключительным многообразием областей применения и исследования, методов и понятий, условий и основных тенденций развития» [Там же].

С удивительной проницательностью М.С. Роговин предупреждает еще об одном виде возможных ошибок (столь характерных для сегодняшней психологической науки): «Психолог перестает делать различие между объективной познавательной реальностью и теми научными понятиями, которыми он оперирует и которые являются лишь ее частичным и односторонним отражением» [Там же]. Полагаю, каждому, кому по долгу службы приходится работать в диссертационных советах, знакомо фантасмагорическое чувство, возникающее, когда бедный диссертант докладывает свою работу и при этом серьезно считает психической реальностью наименования шкал опросника, который он имел несчастье использовать. Если у него есть базовое образование, еще существует шанс «достучаться»… Увы, в наше время это поветрие приобрело ужасающие масштабы, в респектабельных трудах многих докторов невооруженным глазом видна эта чудовищная ошибка. Хотя предупреждали об этом еще в далеком 1968 году…

«Каким бы диссонансом это ни звучало в настоящее время, когда результаты экспериментального метода представляются чуть ли не единственным критерием научности, этот метод сам по себе дает мало повода для размышления над содержанием научных понятий и над их исторической природой» [Там же].

Диссонанс огромный. Только что в Москве (1966) прошел XVIII Международный психологический конгресс, на котором было зафиксировано, что психология наконец превратилась в экспериментальную науку. Всеобщая эйфория, торжество научности и экспериментального метода. Хосе Дельгадо рассказывает о вживлении электродов в мозг животного, что позволяет модифицировать социальное поведение последнего. Кажется, еще немного — и падут последние тайны. Еще печатаются материалы Конгресса. А соискатель докторской степени вслед за Вундтом (1913) утверждает, что метод эксперимента мало дает для задачи конституирования психологической науки. И, следовательно, при конструировании науки не экспериментом надо руководствоваться. Очень смело, очень своевременно, очень мудро… И в значительной степени не воспринято. Иногда возникает чувство, что маскировка сработала, диссертация защищена, а книги… пусть студенты читают. Им надо. В сущности, на это вся надежда: студенты новых поколений прочтут, поймут, проникнутся. Но вернемся к собственно маскировке… Маскировка — дело трудное. Диссертант вспоминает, что «ограничил» свою роль (и иногда сомневается, не слишком ли сильно, ибо хорошо понимает реальную размерность задач): «Ограничивая, таким образом, задачи работы определенной областью и определенным методом, мы, однако, считаем, что их собственное значение выходит далеко за указанные рамки» [Там же]. Мы, конечно, тоже так считаем…

Впрочем, читатель уже понимает, что неблагодарная роль толмача с эзопова языка на язык советского официоза и обратно автору статьи немного наскучила (подозреваю, что наскучила и автору диссертации, который, посчитав игру в маскировку вполне достаточной, быстро переходит на нормальный язык). Поэтому обращаюсь снова к тексту Роговина, в котором все говорится ясно и четко: «…в плане поставленных перед работой задач единство содержания науки психологии и учебного предмета психологии может быть достигнуто на основе критического анализа содержания психологических понятий в их исторической обусловленности и выделения самых общих психологических закономерностей (Курсив мой — В.М.), и что наиболее продуктивным путем установления этих закономерностей является сопоставление данных общей и патологической психологии» [Там же. С. 3].

Вот она — настоящая задача. Под стать задаче и вопросы: «Поставленная в работе задача потребовала также разработки некоторых вопросов, до настоящего времени не нашедших еще отражения в нашей психологической литературе. Сюда относятся: взаимоотношение различных содержаний, включаемых в понятие «психология», метод интерпретации, специфические особенности понятий психологии, место психологии в системе наук, природа наблюдения, теория психологического и, в частности, патопсихологического эксперимента, отношение репрезентативности, природа понимания, система взглядов П. Жане, экзистенциализм в психологии» [Там же. С. 4].

Собственно, на этом, указав выходные данные диссертации, можно бы было и закончить, ибо цель автора статьи достигнута. Кто-то теперь скажет, что эти задачи — не титанического масштаба и не титанического труда требуют. И — даром, что социализм на дворе, — ни Маркса с Энгельсом и Лениным (хотя эти философы, будем справедливы, к месту упоминаются), ни навязшего в зубах отражения, ни деятельности (принципа и подхода), ни системного подхода4

Такая вот скромная и непритязательная диссертация на соискание ученой степени доктора педагогических наук (по психологии). К тому же, по специальной психологии. Если кто-то до сих пор сомневается в правомерности названия этой статьи в плане использования эпитета, полагая его явным преувеличением, — что же, тогда признаю — «был не прав, вспылил». И отсылаю к классику, которым некогда было сказано, хотя и немного по иному поводу: «Да! Вы, нынешние, — ну-тка!»

И все же. Остается смутное ощущение, что мне не удалось полностью убедить потенциального читателя, что М.С. Роговин взял на себя задачу титанического масштаба. Поэтому я постараюсь показать реальный масштаб еще и таким образом. Как известно, во второй половине XIX столетия Вильгельм Вундт осуществил амбициозную программу, согласно которой психология становилась самостоятельной наукой. Эта программа составляла проект психологии, который отвечал требованиям Канта к психологии. Таким образом был реализован проект психологии как естественной науки. Кому-то может показаться, что Вундт как сторонник субъективного метода вряд ли является сторонником естественно-научного подхода. Тем не менее, анализ свидетельствует именно о том, что реализованная Вундтом программа создания физиологической психологии полностью отвечала кантовским представлениям о психологии как о естественной науке.

Вундт хорошо сознавал, что это грандиозное и практически неподъемное дело — конституировать в одиночку новую науку. И постарался существенно облегчить себе задачу тем, что под психологией как самостоятельной наукой понимал исключительно физиологическую психологию. Культурно-историческая психология по-прежнему оставалась традиционной, использующей описательные, сравнительные, исторические методы. Но речь не о ней, а о научной психологии. Полезно вспомнить, что к физиологической психологии Вундт относил ощущения, восприятие и произвольные движения. Добавим, что Вундт дополнительно включает в состав физиологической психологии исследования в области времени реакции, психофизики. Использование фехнеровской психофизики заставляет Вундта ее переосмыслить. Г. Фехнер, которого часто называют создателем экспериментальной психологии, на самом деле психологом не был, поэтому создание психологии как самостоятельной дисциплины его не занимало. Г. Фехнер использовал психофизические измерения как средство обнаружения уравнения, верно отражающего отношения между душой и телом. Психофизика, обоснованная Фехнером как средство решения глобальной философской проблемы, была переосмыслена Вундтом (фехнеровское разделение на внутреннюю и внешнюю психофизику было отброшено, сама психофизика стала интерпретироваться в духе психофизиологического параллелизма, тогда как Фехнер придерживался концепции тождества). Последнее обстоятельство служит убедительным доказательством того, что психофизика была «аннексирована», включена Вундтом в состав физиологической психологии, а психофизические методы применены к исследованию другого научного предмета.

Таким образом, самонаблюдению при участии эксперимента подвергаются лишь простейшие явления. Все сложные функции остались за пределами научной психологии. Да и эксперимент использовался в ограниченных пределах, хотя Вундт и писал, что, если принимать во внимание метод, физиологическую психологию можно назвать экспериментальной. Впрочем, речь не о том. В маленькую статью нельзя втиснуть очерк развития мировой психологии: не поместится, да, и, правду сказать, не время и не место.

Тем не менее, декларативно научная психология Вильгельма Вундта начала свое существование в качестве самостоятельной науки. При множестве нерешенных вопросов и конструктивных недоделок. Поэтому перед своей диссертацией М.С. Роговин ставит задачу максимально способствовать переходу от «пестрого конгломерата отдельных фактов, наблюдений и умозрительных теорий, который представляла традиционная психология» (мы помним эту характеристику психологии из начала диссертации) к состоянию современной науки. И, как мы помним, в задачу диссертации входит описать и охарактеризовать процессы, при этом происходящие. И, право, таких подвижников науке не грех и помнить…

И, действительно, мы можем интерпретировать работу Роговина так: это попытка устранить принципиальные недоделки проекта Вундта по становлению психологии как самостоятельной науки. Не знаю, удалось ли мне убедить скептически настроенного читателя. Во всяком случае, мне начинает казаться, что задача даже крупнее титанической… Потому что помимо общего становления мировой психологии как самостоятельной науки стоит еще не сформулированная, но явно подразумеваемая задача «выправления» пути отечественной психологической науки. М.С. Роговин «простер руку в направлении реформирования психологии». А.А. Тахо-Годи указывает, что titaino — простираю, титаны — простершие руки [11, c. 56].

Отсюда постоянно возникающие коллизии — в тексте диссертации появляются проблемы, которые явно являются новыми для советской науки. Вернуть отечественную науку в русло мировой — это ли не задача для титана? Впрочем, будем серьезными и при этом будем оставаться реалистами: пытаться логически «вписывать» неординарного мыслителя в узкий и жесткий контекст эпохи — не слишком интересное занятие; вполне достаточно, что мыслитель в нем живет и работает исторически…

Нам осталось только проследить некоторые сюжеты, получившие развитие в диссертации, и отметить некоторые существенные, на наш взгляд, моменты5.

Поскольку каждый, кто заинтересуется названными сюжетами, может найти и диссертацию, и «отраженное» ее содержание в книге «Введение в психологию», пересказывать содержание диссертации нет никакой необходимости. Поэтому мы ограничимся только указанием на некоторые моменты и сделаем некоторые комментарии. Остается только изумляться, что прошедшие десятилетия во многих аспектах ситуацию ничуть не изменили, положение и сейчас такое же, каким было почти полвека тому назад.

Известно, что в отечественной психологии с успехом использовался категориальный анализ (М.Г. Ярошевский, А.В. Петровский, В.А. Петровский, К.К. Платонов и др.). Обратим внимание, что первым в советской психологии к анализу соотношения и динамики понятий обратился в своей диссертации М.С. Роговин: «основное содержание диссертации состоит в прослеживании внутренней динамики психологических и патопсихологических понятий, которая анализируется как бы по трем срезам, проведенным через психологию на разных уровнях. На первом — конкретные факты истории психологии как науки являются показателем движения психологических понятий. Второй уровень — внутренние взаимоотношения психологических понятий, их самодвижение, связанное с функционированием определенных психологических механизмов. И третий уровень — динамика понятий внутри теоретических систем психологии» [9, c. 5].

Итак, обратим внимание на несколько моментов, получивших разработку в диссертации М.С. Роговина.

Виды психологии. Абсолютно новаторский и конструктивный подход к выделению видов психологии в зависимости от источников психологического знания предпринимает М.С. Роговин. Применительно к психологии используется известный принцип единства исторического и логического. М.С. Роговин вводит понятия «донаучной психологии», «философской» и «научной психологии»: «Понятие психология включает в себя значения «психологии донаучной» (термин этот взят по аналогии с принятым термином «донаучных понятий»), психологии философской и психологии, строящейся на лабораторном и клиническом эксперименте» [Там же. С. 6]. «Первый этап развития — донаучная психология» — еще не вычленяется из связей и отношений самой действительной жизни. Развитие первых понятий о психическом тесно связано с развитием понятий о действующей причине. По сравнению с донаучной психологией, которая по уровню ей предшествует, для философской психологии характерным является поиск объяснительного принципа психического, стремление установить общие законы, из которых свойства психического могли бы быть выведены логическим путем. В то же время философская психология на ранних этапах своего развития выводит трактовку психического из ограниченного круга непосредственно наблюдаемых явлений. С течением времени роль философской психологии постоянно меняется, и теперь она сводится главным образом к обобщению данных, представляемых ей психологией экспериментальной» [Там же].

«Переломным периодом в развитии психологии явилась вторая половина XIX века, когда психология вычленяется из философии и постепенно становится экспериментальной наукой. Этот период был, конечно, обусловлен развитием самой психологии, в которой уже назрела необходимость в более точных методах, чем эмпирическое наблюдение и умозрительное обобщение этого наблюдения. И тот, и другой метод становились явно недостаточными. Но решающую роль сыграли здесь те фундаментальные изменения, которые произошли в социальной значимости психологии, быстро превратившейся из академической дисциплины в важную область промышленной и административной деятельности. С другой стороны, на решительное изменение характера психологии оказали большое влияние те сдвиги, которые отмечаются несколько ранее и в это время в смежных науках и в первую очередь в биологии» [Там же].

Обратим внимание на следующий фрагмент рассуждений М.С. Роговина: «Самое «становление психологии как самостоятельной науки» следует понимать с очень значительными ограничениями. Психология, несомненно, изменила свой основной метод (отнюдь не все ранее использовавшиеся методы). Но психология не отделилась от философии и не могла отделиться от философии ни по способу мышления ученых, ни по характеру интерпретации ими экспериментальных данных. В полной мере остается философское по своему существу различие в материалистическом и идеалистическом подходе к психическому, причем в то время ведущую роль играл подход идеалистический. Психология декларировалась как позитивная, опытная наука, использующая естественнонаучные методы; отсюда непосредственно следовало, что ее предметом должны были стать закономерные смены непосредственно наблюдаемых душевных явлений, их классификация и взаимоотношения. Однако ложность исходных философских положений определила основные черты этой, якобы отделившейся от философии, как тогда называли, «новой психологии» [Там же. С. 6—7]. В нашей литературе обычно так и полагают, что психология: 1) отделилась от философии; 2) стала научной. М.С. Роговин продолжает: «Во-первых, она носила созерцательный характер, и введение эксперимента было на первых этапах всего лишь средством выявления состояний сознания. Во-вторых, требование объективности и научности наблюдения сразу же оказывалось абсолютно нереальным, так как в силе оставалось положение о том, что душевные явления постижимы только во «внутреннем опыте». В-третьих, отсюда непосредственно следовало утверждение о принципиально ином характере познания психического: в отличие от объективной реальности психическое, якобы, познается непосредственно» [Там же. С. 7]. Как отмечает Роговин, движение по этому пути оказалось недолгим. Поэтому психологии предстояло постепенно освобождаться от груза, завещанного позитивизмом и другими системами идеалистической философии. При этом хотелось бы обратить внимание на существенное различие между членением психологии, предложенным М.С. Роговиным, и многочисленными трехчленными делениями, которые были очень популярны в прошлом. В качестве примера можно взять известный закон «трех стадий» О. Конта, в соответствии с которым в развитии любой науки могут быть выделены теологическая, метафизическая и научная стадии. Согласно Конту, имеет место смена одной стадии другой: переход к следующей «отменяет» предыдущую. По мнению М.С. Роговина, в психологии дело обстоит иначе: самой характерной особенностью истории психологии является то, что все эти три значения термина не сменяют друг друга как последовательные этапы, а продолжают существовать наряду друг с другом, оказывая друг на друга влияние в большей или меньшей степени. Важно подчеркнуть, что указанные течения в психологии и виды психологического знания сосуществуют в культуре и, следовательно, могут оказывать взаимное влияние.

Более того, возникающие диспропорции, противоречия между указанными составляющими представляют собой мощный источник развития психологического знания в целом. Философия психологии — к сожалению, слабо разработанный отдел в отечественной психологии. И трехчленное деление психологии на виды в зависимости от источников знания является конструктивным и перспективно для решения большого числа задач, в том числе и историко-психологических.

Трудно переоценить важность решения таких вопросов, как выявление тенденций развития, описания и характеристики процессов, в которых эти тенденции реализуются.

В диссертации дается подробный анализ процессов в психологии, показано, что «несмотря на все большую дифференциацию отдельных областей психологического исследования, параллельно с нею развивается и обратный процесс — процесс установления связей между отдельными областями психологии» [Там же].

Не станем задерживаться на этой части исследования, а также на чрезвычайно интересной области — исследованию «взаимоотношений между общей психологией и теми ее областями, которые имеют относительно частный характер » [Там же].

Обратим лишь внимание на ту трактовку, которую автор дает патопсихологии: «Патопсихология есть часть общей психологии, поскольку в ней на специфическом материале проявляются общие психологические закономерности и поскольку общая психология находит в данных патопсихологии наиболее четкие и простые формы этих закономерностей. В то же время патопсихология неотделима от медицинской психологии, т.е. выступает как один из видов прикладной психологии» [Там же].

Многие проблемы, обсуждаемые в диссертации, приводят к решению ряда вопросов, которые накапливались в науке десятилетиями. Так, раскрытие специфики метода интерпретации позволяет развеять мифы, в частности, об интроспективном характере философской психологии.

Опережающим время является исследование характера понятий, используемых в психологии, взаимодействия между ними на разных этапах развития науки.

Впервые в диссертации обсуждается и решается проблема репрезентативности.

И, конечно, принципиально новой была постановка проблемы объяснения.

Проблема понимания и объяснения. Абсолютно новым для отечественной психологии (и, добавим, совершенно неожиданным) было то, что М.С. Роговин ставит проблему объяснения. Неожиданным было само появление этой проблемы. Проблема объяснения существовала в двадцатые годы, Л.С. Выготский в «Историческом смысле» рассуждал о роли понятия и объяснительного принципа. Затем проблема объяснения в психологии ушла в тень, так как объясняло все учение, которое было одновременно и всесильно и верно. Поэтому диалектический и исторический материализм объяснял все, никакие психологические соображения были не нужны.

Подступом к проблеме объяснения явилось исследование М.С. Роговиным психологических механизмов понимания в его кандидатской диссертации [8] 6.

М.С. Роговин указывает, что наиболее подробная разработка проблемы объяснения в психологии содержится в работах Пиаже. Объяснение характеризуется двумя основными признаками: «возможностью дедуктивного выведения и соответствием этой логической связи определенной реальной связи, под которой имеется в виду отношение феноменов сознания и нервно-физиологических структур. Наряду с этим, по Пиаже, каждое объяснение есть «сведéние», т.е. отнесение к одному и тому же причинному принципу, остающемуся неизменным в ходе преобразования. С нашей точки зрения, согласно которой следует различать детерминированное общественными надындивидуальными факторами собственно объяснение, и понимание, как связанный с ним психический процесс, в концепции Пиаже допускается явное смешение гносеологических и психологических критериев» [Там же. С. 19—20].

Роговин отмечает, что сведéние, или редукционизм, в ряде случаев означает прямую замену психических явлений физиологическими. Пиаже использует этот термин, по крайней мере, в двух смыслах, обозначая им переход и от «сложного к простому», и от «психологического к непсихологическому» [Там же. С. 20].

«Сведeние обозначает совокупность следующих факторов: 1) включение данного явления в некоторую более общую систему; 2) эта система должна быть более простой в диалектическом смысле, т.е. представлять предшествующую ступень развития и самого предмета и науки о нем. В субъективном плане сведение должно сопровождаться чувством перехода от неизвестного к известному» [Там же].

«Поскольку психология начала формироваться как самостоятельная наука в то время, когда такие науки, как математика, физика и общая биология, уже достигли высокой ступени развития, естественно, что психологи стремились (да и теперь стремятся) максимально широко использовать объяснительные схемы, выработанные в этих науках. В соответствии с принятым нами историческим принципом рассмотрения природы психологических понятий, естественное разделение типов объяснения в психологии есть дихотомии экзоморфного — эндоморфного объяснения и объяснения по типу структуры или по типу процесса. Оба эти типа объяснения оказываются неотделимыми от интерпретации психологии как эволюционной и генетической науки, что дает начало продуктивным гипотезам и объяснительным схемам» [Там же].

В истории психологии экзоморфное сведение выступает либо как биологическое, либо как социологическое сведение. В работе приводятся примеры анализа. «В качестве частного случая «экзоморфного сведения» в диссертации рассматривается «формальное сведение». В плане «внешней истории» — это есть следствие проникновения в психологию и патопсихологию математических идей и методов, в плане «внутренней истории» — результат возрастающей отвлеченности психологических понятий» [Там же. С. 21]. «Экзоморфному сведению» противостоит «эндоморфное» — стремление остаться в кругу «чисто психологических» понятий. С наибольшей отчетливостью это стремление выявилось в течении «понимающей психологии» (шпрангеровский принцип psychologica-psychological) и в концепции З. Фрейда» [Там же]. «В диссертации прослеживается развитие понятий психоанализа, которые постепенно переосмысливаются либо в социологические понятия неофрейдизма и «социальной психиатрии», либо там, где современный фрейдизм смыкается с генетической и экспериментальной психологией — получают отчетливо биологическую интерпретацию» [Там же].

«Основные способы объяснения в психологии укладываются в дихотомическую схему «структурно-динамического сведения». Поскольку они неотделимы от интерпретации психологии как, в первую очередь, эволюционной науки, то возникает вопрос о том, какой период истории психологии и какое направление психологической теории яснее всего представляют эту тенденцию. Мы полагаем, что самой показательной в этом отношении является история французской психологии конца 19-го — первой четверти 20-го века и в ней — учение П. Жане, представляющее важнейшее связывающее звено между этим периодом и современным ее состоянием, которое, с точки зрения воплощения идеи развития, отчетливо расчленяется на три направления, возглавляемые выдающимися учениками Жане» [Там же]…

Возвращение к проблеме объяснения в психологии произошло лишь в 2006 году, когда была опубликована статья А.В. Юревича [12], положившая начало дискуссии по проблеме объяснения в психологии. Почти на сорок лет опередили время изыскания М.С. Роговина.

Что касается П. Жане, то и сегодня его основные работы пока не переведены на русский язык… Роговин опережает до сих пор.

Вывод, который делает М.С. Роговин в результате своего исследования, знаменателен: «Прослеживание исторически изменчивого содержания основных психологических и патопсихологических понятий позволяет в известной мере преодолеть традиционное представление о психологии как совокупности изолированных и застывших «сущностей», функций и перейти к пониманию ее как сложной многоуровневой системы знаний, динамика которых определена целым рядом «внешних» и «внутренних» факторов (обусловленность логической структуры психологии ее историческим развитием как сменой донаучного, философского и научного этапов ее развития и соотношением их как характеристикой любого хронологически фиксируемого периода, в том числе и современного ее состояния; дифференциация и интеграция областей психологического исследования; взаимосвязь и взаимовлияния психологии и смежных наук, эволюция метода и связанная с этим дифференциация содержания понятий; интеграция понятий в объяснительные схемы). Если с точки зрения стоявших перед работой задач на первый план выступала одна из наиболее отчетливых тенденций развития современной психологии, а именно, отход от функционального принципа и углубление межфункциональных исследований, то выработка на этой основе более адекватной системы понятий не сводится к «отмене» функциональных понятий, а представляет, скорее, результат стремления установить системы более простых, экспериментально или клинически верифицируемых понятий, из которых функциональные можно было бы вывести с помощью логических умозаключений» [9, c. 25].

Заключая настоящую статью, хочется произнести слова глубокой и искренней благодарности нашим учителям. Осваивавшим психологию в 1970—80-е годы в Ярославле студентам несказанно повезло. Повезло тем, что им довелось учиться у настоящих профессоров, мастеров своего дела, таких как В.С. Филатов, В.Д. Шадриков, Н.П. Ерастов, Ю.К. Корнилов, В.В. Новиков, Л.П. Урванцев… И среди них — мудрец и энциклопедист, философ психологии — профессор Михаил Семенович Роговин. Когда мы учились, конечно же, даже не догадывались, что имеем счастье общаться с людьми такого масштаба. Наши уважаемые учителя были людьми очень скромными, никогда не говорившими о своих заслугах… И иногда должно пройти много времени, чтобы понять, что мы учились у последних титанов. Низкий поклон и благодарность нашим замечательным учителям.

 

_______________________

1 В настоящей статье речь пойдет о докторской диссертации 1968 года. Методологическим идеям, высказанным в кандидатской диссертации 1956 года, будет посвящена отдельная статья, так как объем настоящей статьи не позволяет вместить анализ текстов обеих диссертаций. Нельзя не обратить внимания на то, что диссертация 1956 года имеет подготовительный характер — не оставляет чувство, что автор уже тогда хорошо понимал, что он будет делать дальше. Определенное единство замысла налицо.

2 Не являясь сторонником «высокого» стиля и тем более не желая быть высокопарным, предлагаю продолжить обсуждение вопроса, стоит ли называть человека титаном, если он ставит перед собой титанические цели, после обсуждения задач докторской диссертации М.С. Роговина.

3 Отметим, что в шестидесятые годы ХХ столетия в нашей стране времена были уже вполне «вегетарианские». Но на право заниматься методологическими вопросами могли претендовать очень немногие проверенные люди, во всяком случае, точно не соискатели докторской степени.

4 Представляется достаточно актуальной задачей концептуализация того методологического подхода, который был реализован автором в его диссертации, но, по названным выше причинам, не мог быть сформулирован. В рамках настоящей статьи этому, конечно, не место. Но, мне кажется, настала пора эксплицировать эпистемологию М.С. Роговина — замечательного психолога и человека. В этом контексте не настаиваю на эпитете «титанический». Вероятно, на следующей конференции по истории медицинской психологии в 2016 году стоит сделать доклад о несформулированной эпистемологии М.С. Роговина.

5 После защиты — в соответствии с «неписаным правилом» эпохи в отношении успешно защищенных докторских диссертаций — полагалось опубликовать «докторскую» монографию. Ее пришлось маскировать под учебное пособие для студентов. «Проходила» эта книга с огромным трудом и благодаря смелости людей, которых здесь хочется назвать: работавшего в философской редакции издательства «Высшая школа», где книга все же вышла, Юрия Мефодьевича Бородая и известного философа Александра Георгиевича Спиркина, который интересовался психологией и разрабатывал в своих трудах важные философские вопросы психологии. В другом месте мы подробно расскажем об этих ученых, которые не только своими неординарными книгами и идеями, но и смелыми поступками, рискуя своей карьерой, способствовали движению науки вперед, публикуя новаторские психологические тексты. Речь идет о книге «Введение в психологию», изданной в 1969 году в издательстве «Высшая школа». В ней почти ничего не говорится о деятельности, о ее единстве с сознанием, а описываются различные подходы, теории, за которыми можно увидеть «единственный настоящий объект психологии» [10]. Я помню то наивное, студенческое впечатление более чем сорокалетней давности — так, значит, все же психология не может безнаказанно быть уложена в прокрустово ложе «одномерных» подходов, которые были так характерны для советской психологии… Мне кажется, что книга «Введение в психологию» до сих пор не оценена по заслугам. Так бывает, когда книга опережает время… Geistzeit иногда резвитсяhellip; Я помню, Михаил Семенович рассказывал о трудной судьбе этой книги. Один из рецензентов — очень известный психолог, классик и академик — вместо рецензии заявил: «Я не могу дать рецензию. Я читал, но ничего не понял». Для пособия, предназначенного студентам-психологам, согласимся, рекомендация не лучшая. Тогда мне это казалось лишним подтверждением имманентного коварства академиков. А теперь я думаю, что, может быть, рецензент был по-своему искренен — новые идеи с трудом прокладывают себе дорогу. Замечательно, что книга все же была опубликована. «Введение в психологию» до сих пор остается одним из немногих методологических исследований, раскрывающих всю сложность, многоплановость и неоднозначность психологической науки. И, как это ни удивительно, «Введение в психологию» и сегодня не утратило новизны и актуальности, по-прежнему намечает перспективы разработки научной психологии, во всяком случае, для вдумчивого и заинтересованного читателя.

6 Автор настоящей статьи планирует посвятить анализу этого интереснейшего (во многом также методологического) сочинения М.С. Роговина специальную работу.

 

Литература

1.   Гиндикин В.Я. Роговин Михаил Семенович // История психологии в лицах. Персоналии / под ред. Л.А. Карпенко // Психологический лексикон. Энциклопедический словарь в шести томах / редактор-составитель Л.А. Карпенко, под общ. редакцией А.В. Петровского. – М.: ПЕР СЭ, 2005. – С. 395–396.

2.   Мазилов В.А. Михаил Семенович Роговин и методологические проблемы психологии // Проблемы психологии и эргономики. – 2000. – № 3. – С. 36–39.

3.   Мазилов В.А. Михаил Семенович Роговин – методолог психологии // Методология  и  история  психологии:  науч.  журнал.  –  2006.  –  Т. 1,  Вып. 2. – С. 103–113.

4.   Мазилов В.А. Михаил Семенович Роговин – философ психологии // Сибирский психологический журнал. – 2006. – № 24. – С. 32–36.

5.   Мазилов В.А. Слово о Михаиле Семеновиче Роговине // Ярославский психологический вестник. – М.–Ярославль, «Изд-во Российское психологическое общество», 2006. – Вып. 17. – С. 146–151.

6.   Мазилов В.А. Михаил Семенович Роговин: философ психологии // Сибирский психологический журнал. – 2011. – № 40. – С. 80–88.

7.   Михаил Семенович Роговин – опережая время / Г.В. Залевский, В.А. Мазилов, В.А. Урываев [и др.] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2013. – № 5 (22) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: 20.08.2015).

8.   Роговин М.С. Проблема понимания: автореф. дис. … канд. пед. наук (по психологии). – М., 1956. – 16 с.

9.   Роговин М.С. Элементы общей и патологической психологии в построении психологической теории: автореф. дис. … док. пед. наук. – М., 1968. – 28 с.

10.   Роговин М.С. Введение в психологию. – М., 1969.

11.   Тахо-Годи А.А. Греческая мифология. – М.: Искусство, 1989.

12.   Юревич А.В. Объяснение в психологии // Психологический журнал. – 2006. – № 1. – С. 97–106.

 

 

Ссылка для цитирования

УДК 159.9(092)

Мазилов В.А. Последний титан: методологические работы М.С. Роговина (60-е годы XX столетия) // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2016. – N 1(36) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

 

  Р’ начало страницы Р’ начало страницы

 

Портал medpsy.ru

Предыдущие
выпуски журнала

2015 РіРѕРґ

2014 РіРѕРґ

2013 РіРѕРґ

2012 РіРѕРґ

2011 РіРѕРґ

2010 РіРѕРґ

2009 РіРѕРґ